В половине девятого стадо возвращалось с пастбища, и малыш занимал глухую оборону вдоль всего забора, выходящего на улицу. Каждую корову надо было строго предупредить, чтобы она не смела чесаться о наш забор, и проводить подальше целым набором комментариев... В общем, жаркая любовь между Аргошей и коровами возникла сразу и надолго. Если мы проходили по улице или в лугах мимо этих парнокопытных, они непременно наставляли на нас рога и даже пытались преследовать. Не знаю уж, за кого они Аргошу принимали... Обычно я старалась предотвратить всякие столкновения, что было не очень просто: ведь стоило мне замахнуться на корову, малыш воспринимал это как руководство к действию, и вот уже приходилось вцепляться в его ошейник, чтобы не допустить кровопролития.
Однажды нам пришлось даже выдержать небольшой кросс. Мы обходили стадо в лугах, но, видимо, недостаточно далеко. Парочка коров заинтересовалась нами всерьез, и мне пришлось перейти на рысь. В результате впереди скакал довольный Аргошка ("вот как хорошо мы все играем!"), а за ним резвой трусцой я, а уж за мной эти две подлые коровы - авангард всего стада. Для меня самым занимательным был вопрос: кто выдохнется первым, я или коровы? - понятно, что не молоденький Вошик...
читать дальше
Кстати, телята воспринимали его очень благожелательно, совершенно не боялись, нюхались с ним нос к носу и норовили бегать за ним.
Вечерние прогулки для Аргоши были самыми радостными и приятными. Прекращалась дневная жара, становилось прохладнее и он словно оживал: начинал беспокойно бродить, заглядывая в глаза - ну когда же мы пойдем?! И когда, наконец, идти собирались, радости не было границ: хвост кверху - и он уже у калитки, уже ждет, и даже успеет еще раза три добежать до меня и к калитке обратно. Вылетал из калитки он всегда со своим опознавательным кличем: "Ва-ваф!" - "Я иду!" А потом - "У-у" - вокруг меня и вперед.
За столько лет я выучила все его маршруты наизусть и могла бы безошибочно предсказать, что сейчас он подойдет вон к тому высокому лопуху у дороги, а сейчас перебежит дорогу и пойдет вдоль забора, дразня шавок, которые брешут из подворотни, но боятся Аргошки до смерти. Надо сказать, что большинство окрестных шавок действительно Аргошу боялось (а может быть и просто не принимало, как существо другой породы), хотя из Вошкиных карательных мер помню только одну.
На границе нашего участка и соседского находится столб, являющийся, разумеется, местом оставления меток ("почтовым ящиком") кобелей всей округи. Возле него обычно соблюдался нейтралитет, но однажды Шарик, который вообще был с противоположной стороны улицы, на Аргошу там рыкнул (а может быть и тяпнул - подробностей установить не удалось). Аргоша развернулся и с ревом вцепился Шарику в бок. Вырвал изрядный кусок, но добивать не стал. С тех пор Шарик при виде Аргоши молча удалялся к себе во двор.
Вечерами мы гуляли обычно или на открытой пустоши на горе за околицей, или же уходили вдоль деревни в противоположную сторону от озера. На пустоши Аргоша обычно находил палочки (частенько припрятанные со вчерашнего дня - он никогда не забывал, где именно вчера он положил палочку) и носился с ними до изнеможения (обычно нашего, не своего). Сам он мог бегать за палочками бесконечно, а, прибежав, обожал играть в перетяжечки, сопровождаемые и лаем и рычанием на все лады. Находились на пустыре и другие интересные игрушки: камеры, обрывки шлангов, рваные мячики. Иногда с собой брали свой собственный мячик, и Аргоша старательно нес его до пустыря, а там мячик надо было все время футболить, а малыш его приносил и вновь бросал под ноги. Если же, заинтересовавшись чем-нибудь еще, Аргоша бросал мячик, то, поворачивая к дому, достаточно было сказать:
- А где наш мячик? - и малыш уносился в темноту, откуда вскоре возвращался с мячиком в зубах.
Иногда на пустоши к нам присоединялись спущенные на ночь гончаки - с ними Аргоша играл, и они увязывались за нами в долгие прогулки, провожая иногда до самого дома. Ростом они были ничуть не меньше Аргоши, и все-таки он среди них верховодил в этих ночных прогулках. Иногда они убегали от меня так далеко, что их не было ни видно, ни слышно. Но я знала, что стоит мне посвистеть - и не обязательно посвистеть, обычно этого и не требовалось - и раздастся дробный топот лап по сухой земле, и мой пес, черный в темноте, пролетит мимо в сопровождении еще нескольких теней чуть поодаль и вновь унесется во тьму; отметился, так сказать...
Не могу передать, какая это радость, иметь собаку, которую не нужно звать домой, которая идет с тобой с прогулки совершенно спокойно, с удовольствием, без упрямства и убеганий... Может быть потому, что я давала ему гулять столько, сколько нужно?..
Больше всего я любила (надеюсь, и малыш тоже) наши ночные прогулки по деревне. Выходили мы на них чуть позже, чем обычно, когда уже темнело и удалялись по домам сидевшие на завалинках бабки. Мы шли по темным улицам (в деревне ведь нет уличного освещения, поэтому тьма хоть глаз выколи), я - держась дорожки посередине, а Аргошик - где-то вокруг меня. Иногда мне казалось, что он - как электрон вокруг ядра - размазанное в пространстве облако; так ощущалось его присутствие: иногда шорох в кустах, иногда царапанье когтя по камню, иногда - совсем не в том месте, где я ожидала - залившаяся лаем шавка, иногда шип кота на заборе (на Аргошу же), а иногда - его собственное фырканье или промелькнувшая мимо меня тень. Все эти звуки и призрачные тени создавали в довольно большом радиусе от меня поле, где находился Аргоша. И я шла в этом поле, ощущая его присутствие и зная, что стоит мне тихо-тихо, шепотом позвать:
- Вошка!
Или: котенок! кис-кис-кис! малышка! и т.д. - и через несколько секунд рядом со мной (кстати, чаще слева) возникнет сгусток мрака и замрет выжидательно. А если я протяну руку, то коснусь жесткой шерсти на холке. Он подходил ко мне обычно слева, как принято по команде "рядом", но останавливался не у колена, а чуть впереди, мордой ко мне: ждал, что дальше. А вот если мы с ним шли по незнакомой местности или местности, где я чувствовала себя неуверенно, он занимал позицию "впереди - справа" или "сзади - справа"; по-моему, он все-таки осознавал ограниченность моего сектора обзора. Когда же было совсем темно и плохая дорога к тому же, я просто вцеплялась в его шкурку (именно не в ошейник; затрудняюсь объяснить разницу, но, вероятнее всего, дело в том, что за ошейник я управляла - направляла - руководила, а вот помощи просила, именно хватаясь за холку, за его шикарный богатый подвес на шее...) - и малыш выводил меня на хорошую дорогу.
Так мы и шли, каждый раз стараясь выбрать новый, неизвестный и интересный для Вошика маршрут (несомненно, пройти по деревне с ее бездной запахов для Аргоши было значительно интереснее прогулки на пустыре; во всяком случае в походах по деревне он никогда не прибегал ко мне с палочкой с просьбой поиграть - на улице ему было интереснее). Вошик сновал во тьме, а я смотрела на звезды.
Очень редко мы кого-нибудь встречали. Если собачку - это были Гошкины проблемы. Собак крупнее овчарок в деревне не водилось, а с равными ему по размерам драк я не боялась (когда он был еще здоров, разумеется). Но даже крупные собаки, хоть и бухтели иногда на Вошку, в драку с ним лезть не решались. Чем-то качественно он отличался от крупного и мелкого собачьего населения деревни. Полагаю, что уверенностью в себе, которую дает как собаке, так и человеку жизнь в условиях любви, безопасности и уважения.
К тому же драться Аргоша всегда умел.
Мы возвращались домой и, как бы ни было поздно, Аргоша оставался на улице, усаживаясь возле своей миски: ждал положенного ему на ночь молочка. Хотя бы полстаканчика, на донышке, но молочко должно было быть. Если бы деревенские узнали, что большую часть покупаемого нами молока выпивает собака, их бы кондрашка хватила.
А вот теперь, после того, как мы вылизали досуха всю миску, можно и спать. Дверь закрывается, и "охранник" лезет в дальний угол под кровать. Там спокойнее.

(Да, с Малышом так гулять было проблематично... Именно потому, что он рвался доминировать над каждым встречным кобелем. При встрече с ним Шарик бы одной дыркой в боку не отделался... И много-много других конкурентов не отделались. Без всякого "бы")