Мой Вошка

[Jimohou]

Как все это было спокойно, размеренно, определенно, привычно... счастливо! Наши неспешные недалекие прогулки /недалекие, потому что Вошинка устает, и достаточно частые, потому что - Вошинке надо. Он ведь не ходил по своим делам на участке, - обязательно надо было вывести его на улицу. И вовсю этим обстоятельством пользовался, делая вид, что "ну о-о-очень надо", когда просто хотел выйти за ворота погулять. Меня, правда, малыш не обманывал, а вот мама частенько покупалась на его подбегание к калитке и искательное заглядывание в глаза.../; наше утреннее позднее пробуждение /когда собачка сонно потягивается в половине девятого утра, - оценить могут только собачники, встающие в шесть/; наше вечернее обязательное молочко /такой он был умилительно сосредоточенный, когда пил молочко: ушки направлены вперед, шевелящийся носик опускается в миску.../; наша простая обычная жизнь, когда самые мелочи становятся счастьем...

Осенью Аргоша, как всегда, принимал участие в копании картошки. Бегал по огороду, находил забытые картошины, отдыхал под любимым хреновым кустом. Все было как всегда.
Мы не знали, что наше оставшееся время уже ведет свой отсчет...
Помню, что в нашу последнюю осень Аргоша вернулся с дачи в город уже поздно: в последних числах октября. И эти оставшиеся нам двадцать дней мы прожили очень близко и интенсивно. Мы успели так много.
Почему-то запомнилось наше пребывание в гостях у моей тетушки (с 3 доберманками). Мы бывали у них в гостях достаточно часто, и, надо сказать, Вошечка вел себя там достаточно настороженно: еще бы! три девочки и все шустрые. Вот и в этот раз он сразу же занял самое безопасное место - под столом на кухне - и уж туда не впускал никого. Малыш в гостях, естественно, укладывался поближе ко мне. Ну а под столом, в комфортных условиях, мог пробыть сколь угодно долго, иногда высовывая мордочку и укладывая ее мне на колени. Зато стоило мне пошевелиться, как он тут же вскакивал, так что стол ходил ходуном, и вылетал на свободное место:
- Ну что, идем?!.
В гости он, конечно, ходил охотно, но не на слишком долгий срок. /Посидели и хватит./ Очень деятельным был мой малыш. Как и все они, наверное...
В эти же дни после долгого летнего перерыва у нас была прогулка по "большому кругу" - до парка с Вечным огнем. Мы пошли гулять в приятный осенний день (вечер) с моей приятельницей (в смысле, мы с Вошиком пошли гулять и взяли с собой знакомую). По тихой улочке Ленинградской до Ильича. Аргошик бежал то впереди, то позади, то сбоку от нас - и время от времени я поднимала с земли веточку с желтыми листьями и протягивала ему поиграть - чтобы собачка не чувствовала себя забытой... Это была долгая прогулка. Мы возвращались по Монастырке и обнаружили, что за время нашего отсутствия наша с Вошинкой привычная дорога стала непроходимой: прямо поперек расположилась большая стройка. От этого стало как-то неприятно: наши пути больше не были нашими; прошлое наше невозвратимо... Там, где мы ходили с Вошечкой всю нашу жизнь, больше нет дорог.
... Сейчас там все совсем по-другому. И наших монастырских улочек тоже нет. И Вошинки моего нет. И следов его на дорожках - тоже...
... И был один очень знаменательный для меня момент. Мы зашли в гости к моим друзьям в новый для Аргоши дом. (На 4-й этаж, кстати; я сомневалась, стоит ли, но маленький поднялся без видимых усилий.) Там Аргошик как всегда мирно расположился у стеночки в тихом месте (паинька). И все было ничего, но вдруг я заметила, как верхняя губа моей собачки вздергивается, обнажая клычки в безмолвной угрозе, а перед лежащим Аргошей расположился на корточках в непозволительной близости хозяйский сын и заглядывает моему песику в глаза! /Я не упоминаю, что киндеру - 6 лет - было 539 раз повторено: не подходить к собаке. Кажется, единственная возможность для них усвоить сказанное - это быть укушенными.../
До сих пор удивляюсь, как я рявкнула:
- Алеша, отойди!
И до сих пор поражаюсь правильности моей непроизвольной реакции (хотя любители детей вряд ли будут согласны): именно не "Аргоша, фу!" - а "Алеша, назад!" Ведь не прав человек (в данном случае ребенок) - он нарушил допустимую границу, значит, он и должен исправить ситуацию, т.е. отойти, что он и сделал, ergo, конфликт исчерпан. Рявкнуть же в таком случае на собаку (которая, к тому же, только продемонстрировала свое отношение к происходящему) означает лишний раз дать собаке по носу ни за что (что не есть полезно для дрессировки - нарушает контакт).
(Такой же неожиданностью явился для меня и еще один случай, о котором я узнала гораздо позже, уже после Вошечкиной смерти. Однажды отец, гуляя с ним, наказал Вошечку с его, Вошечкиной, точки зрения, несправедливо. И мой малыш, паинька, послушненький лапочка, вдруг так оскалился, зарычав, что отец испугался (!) и выпустил его. Мой маленький мог, оказывается, постоять за себя даже перед членом стаи более высокого ранга.)
...Наша последняя поездка была в Дубовку. Мы начинали ездить туда еще совсем маленькими и вот теперь простились с нашими прогулками и нашими друзьями, еще не зная об этом. Простились с лесом, свободой, жизнью... Мы всегда ездили много. Помню, несколько раз добирались до Рамони (на электричке), а оттуда шли лесом на Платовской кордон. Вошинка, тогда молодой, здоровый и веселый, бегал по лесу, и мы были счастливы. Его радость была моей радостью... Комары тучей вились над нами, но Вошика могли укусить только за носик (шерстка на нем была короткая-короткая) - единственное уязвимое место. Малыш смешно отмахивался лапками и жмурил глазки, но иногда согнать наглого кровопийцу не мог, и когда мы выходили из леса, носик рыженького распухал от укусов... Бедный наш носик.
Там же на Платовском кордоне мы попали в сильнейший ливень. И больше всего я волновалась, что промокнет и не высохнет Вошинка... (Знаю, это смешно: здоровый молодой пес.) Так же я волновалась и в наш первый ливень в лесу летом нашего первого года... И так же было в нашем последнем путешествии: возвращались из Дубовки мы с дождем и снегом. Мы уже не прыгали с перрона в Отрожке, а шли по воздушному переходу. Аргошик поднимался по лестнице бодро, но все-таки с видимым напряжением: он теперь всегда так ходил - прилагая усилия... На конечной остановке долго ждали 15-й трамвай. Там, в сосенках, мы часто гуляли и играли в ожидании трамвая все наши годы. В этот последний раз мы тоже ждали долго. Но снег скоро перешел в дождь, и я увела Вошика под крышу, хотя он все еще порывался гулять и под дождем... Но я все боялась, что он простудится, и поэтому не могла позволить ему просто сидеть под крышей. Нужно было заставить его двигаться, и я стала играть с ним в перетяжечки поводка, стараясь, чтобы малыш не попал ни под дождь, ни в лужу... Это последнее, что я помню из нашей последней прогулки: как малыш, рыча, тянет рывками поводок из моей руки... Вижу его черную спинку и рыжие прижатые ушки (прижатые: игра без агрессии...). Еще с детства была у него привычка водить за поводок самого себя. Когда я прицеплялась к его ошейнику, он брал поводок зубами и бежал вперед, увлекая меня за собой. Так что это он водил меня на поводке.
И по жизни тоже.
... А потом мы - не помню, но знаю - ехали домой в трамвае. И маленький, должно быть, лежал рядом со мной, положив мордочку мне на ногу - теплый через сапог... А может быть, случайно и прижался ко мне, сидя рядом... Как редко - очень редко - он прижимался к моей ноге! Помню это ощущение тяжести, силы и тепла - опоры... Опоры, которая осознавалась задним числом, потом, когда он уже отстранялся...
И сейчас я чувствую эту пустоту, - там, где еще совсем недавно, так недавно - два года назад! - был Вошка. Но там, где должен быть Вошка, теперь пусто и тянет холодом.