Уступая
домовымогательству густавианцев, продолжаю драбблики по мотивам. Люблю я рассматривать ситуации: а что будет после? После того, как автор оборвал на вроде бы законченной мысли, но... Жизнь ведь продолжается. И пробуждение частенько оказывается неожиданным.
В стиле "А поутру они проснулись..." у меня уже были "
Тапочки". Да и "
A posteriori" о том же...
Так как название A posteriori уже прочно забито Хоу и Драконом, здесь я не стала изощряться.
Название: После (продолжаю резвиться по мотивам "
Ars amatoria"
Commissar Paul)
Фандом: Gustaviana
Рейтинг: PG-17, наверное (?)
Плохо у меня с рейтингами Персонажи: Густав, Армфельдт
Размер: драбблик
Жанр: POV Армфельдта. Простите, это ваниль))
От автора: слэш, возм., как всегда, ООС
читать дальше… Я прихожу в себя среди хаоса из обломков мебели, осколков фарфоровых безделушек, предметов гардероба… да-да, именно. Кое-где явно видны бурые пятна. На мгновение мне становится нехорошо. Надеюсь, это моя кровь. Рассеченный затылок саднит, и подсохшая корка стягивает кожу на лице.
Какие-то тряпочки и ленточки усеивают всю эту картину разрушения. Со смущением узнаю в них остатки нижней сорочки Густава. Надо же, видел ее всего один миг, а как запомнилась…
Густав лежит лицом вниз посреди всего этого великолепия, нимало не заботясь о приличиях, и вид у него…мм… полурастерзанный. Как у вчерашнего кабана, некстати вспоминается мне.
Я резво подползаю к нему. Обрывки батистовой сорочки все в бурых пятнах; ниже я вообще стараюсь не смотреть, потому что… не мог же это быть я, верно? Его холеное тело, которого я раньше и коснуться боялся, все в быстро наливающихся синяках и ссадинах, словно после вульгарной драки. Ну, реально, она ведь здесь и имела место, прежде чем…
Я наклоняюсь над моим королем. Надо же, еще не забыл, кто он мне. «Мой»-то, несомненно, теперь я убедился. «Король»? – на мгновение теряюсь от ужаса при мысли, что вдруг больше не смогу видеть в нем своего повелителя.
И тут он поднимает голову и смотрит на меня сквозь спутанные пряди. И за тот долгий миг, пока в его расширенных зрачках ширится и растет узнавание, я успеваю прочувствовать все: и прикосновение холодной стали палача к своей шее, и бешеную скачку по сонной итальянской равнине – сейчас, сию минуту, если успеть вбросить тело в окно - и дальше через парк к конюшням, где всегда стоит пара оседланных!..
Плечи Густава подозрительно вздрагивают, и он вдруг неудержимо закатывается своим чарующим смехом:
- Ах-ха-хаха!..
Этот смех столь заразителен, что губы мои невольно растягиваются в улыбке. Неужто я хоть на мгновение допустил, что могу покинуть его, бежать от него?!. Глупец! Я не могу не следовать за ним, он – мой свет и моя судьба. Я его… обожаю.
Он все еще покатывается со смеху, глядя на меня. Хорошенькое зрелище я представляю собой, должно быть. Как можно не последовать его примеру?! Мой король никуда не делся, понимаю я. И это не из-за промелькнувшего ощущения палаческой стали… А от его волшебного смеха.
Несколько блаженных минут мы просто откровенно ржем, глядя друг на друга.
Наконец он делает движение подняться, и вот тут-то его накрывает по-настоящему. Заливистый смех обрывается, глаза изумленно округляются; он замирает, пытаясь прислушаться к себе… Но я не даю ему этого сделать, подхватываю под локоть, помогая подняться. Я бы и на руки его взял, да он же не позволит. Вон, и сейчас отталкивает мою руку, нетвердо держась на ногах, озирает разгромленный салон.
- Ну и дел вы натворили, Армфельдт, - говорит он, но гнева в голосе я не слышу.
Мне удается заманить его в купальню до того, как он проникнется своим неожиданным дезабилье. Он милостиво позволяет освободить его от остатков одежды, - сегодня, как и всегда, я с радостью побуду его камердинером. Зато у него есть возможность вполне оценить мой внешний вид.
- Здесь хватит места для двоих, - великодушно предлагает он, слегка пододвигаясь в огромной ванне – скорее, небольшом бассейне, и я сбрасываю с плеч обрывки рубашки. Сомнения в целесообразности совместного мытья меня, впрочем, одолевают. Он такой… такой… со своей матовой кожей и маленькими ступнями…
И я вновь его хочу.
Я стараюсь дышать размеренно, мягкой губкой смывая с него душистое мыло. И все-таки не могу удержаться: прижимаюсь губами к лиловой отметке на белом плече, - к знаку недавней безудержной страсти. Он молчит и замирает. Подняв глаза, я вижу нас обоих в огромном напольном зеркале, - прошлый владелец виллы знал толк в удовольствиях. Здесь, без одежды, я словно впервые замечаю, каким хрупким Густав выглядит рядом со мной! Но, честное слово, вместе мы смотримся ничуть не хуже его любимых антиков. Как пара древнегреческих героев.
Мне кажется, он должен оценить. Придвигаюсь ближе, так, чтоб мог меня почувствовать.
- Но-но, - говорит он внезапно охриплым голосом. – Вы очень многого хотите, друг мой.
- Можно же и не так, - шепчу я ему на ухо, - можно же просто…
Он так соблазнителен, что я не сразу осознаю, что вновь невольно толкаюсь в ложбинку между ягодиц.
- Просто, - с неудовольствием говорит он и вдруг легко проводит рукой по моему бедру. – У вас все – просто…
И сам прижимается ко мне гибкой спиной.
Теперь я знаю, как пахнет желание, разделенное на двоих.
* * *
Честное слово, никогда еще я не был так близок к цареубийству, как на следующий день.
Когда понял, что ничего не изменилось.