После того, как Вошечка "сел на лапки" - не мог больше бегать и прыгать - мы уже не участвовали в выступлениях агитбригады.
Невостребованным остался наш до конца не отработанный персональный "смертельный номер" - прыжок через огненное кольцо. Мы уже вполне отработали технику - с Вошечкой это было не трудно.
Тренировались на даче. Обворачивали обруч бумагой и ватой, обливали соляркой и поджигали. Воняло страшно, и самым сложным было уговорить масика не обращать внимания на эту вонь, ибо сам прыжок сложности не представлял: маленький огня не боялся.
читать дальше
Т.е. он, конечно, вовсе не лез в огонь (в костер, например), но и не шарахался в сторону. Он спокойно подходил к горящему обручу и спокойно прыгал через него (невысоко, правда).
Главной сложностью на выступлении представлялась вся подготовительная работа: возиться каждый раз с бумагой и соляркой - мало радости. Да и сам огонь днем виден плохо - не зрелищно...
Но теперь обо всем этом приходилось забыть...
Февраль 96 года, когда у малыша заболел позвоночник, - май 96, когда он умирал от анемии и панкреапатии, - ноябрь 96, когда начался рецидив, - были сплошным кошмаром. И все-таки... Если бы вновь надо было так же трудно, тяжело и долго бороться за то, чтобы он вновь завилял хвостиком и протянул мне палочку поиграть, я бы делала все, что угодно, лишь бы он остался жить и радоваться... Не отступилась бы никогда, потому что один раз малыша удалось вытянуть...
Все лето Аргоша провел в деревне на травке и молочке. Он почти все время лежал и выходил со двора лишь ненадолго и недалеко. А выходить приходилось, и проблема эта возникла еще давно. Дело в том, что Аргоша не мог ходить в туалет на участке. Ну вот не мог, и все. Чтобы сделать свои дела, ему надо было выйти за ворота.
Может быть, он воспринимал участок как полный аналог городской квартиры, но никакие уговоры типа: "Маленький, пойди в малину или за кустик смородины," - не действовали. Уже в полгода Аргошик четко выявил свою позицию: только на улице.
И поэтому, к неописуемому удовольствию деревенской улицы, несколько раз в день Аргоша в сопровождении кого-нибудь из нас гордо отправлялся на прогулку. Хотя бы только за околицу. Даже летом 96', едва передвигаясь на дрожащих лапках, он упрямо выходил со двора. А потом долго сидел перед воротами, отдыхая.
Все-таки на улице было интереснее. Там бегали знакомые соседские собачки - приятели и враги, проходили люди и коровы. И хотя теперь Вошинка не мог и шагу ступить уверенно, его авторитет среди всех обитателей села Троицкого не пошатнулся ни на йоту.
Как был он грозой окрестных собак - и не из-за драчливого характера, а просто вследствие внушительности и бесстрашия, - так и остался уважаемым всеми патриархом.
Собаки - вообще очень деятельные натуры; а наш Аргоша был деятельным вдвойне. Поэтому он, конечно, тяжело переносил свою ограниченность в движениях. Тем чаще мы открывали калитку, и он просто сидел или лежал на улице перед нашими воротами, никуда особенно не отходя и лишь внимательно наблюдая за жизнью со стороны.
Однако окрестные жители переставали ходить мимо нашего дома.
Иногда же Вошечка от жары заползал на влажную землю под колонкой уличного водоснабжения (и тогда вся улица оставалась без воды). Но, разумеется, из этого опасного мокрого места мы гоняли его постоянно. Вообще, как только возникло подозрение, что лапки малыша и спинка заболели от простуды, Вошечка тут же лишился нескольких любимых своих мест лежки. И прежде всего - возле балконной и входной дверей (в квартире). А на даче - сырой тенистой тропинки под виноградом.
Но если присутствие кого-либо из домашних позволяло вовремя согнать маленького с опасного места, то что было делать, если он оставался дома один? А он обязательно ждал нас, уложившись под входную дверь. Вставляешь ключ в дверь и слышишь, как он там поднимается, - он ведь уже не мог быстро вскочить на лапки...
А теперь... Никто больше не ждет меня под дверью. А мне все кажется... И дверь я по-прежнему открываю осторожно, чтобы не зашибить малыша.
Но все-таки к концу лета '96 он начал поправляться. Конечно, в сырую и холодную погоду лапки вновь болели, но в остальные дни маленький становился почти прежним: лаял на проходящих коров, играл с палочкой, пил с удовольствием вечернее молочко. Вот только прыгать и бегать больше не мог, да еще - валяться на спинке: было больно. А если надо было побежать (чужого прогнать или еще что), то передние лапки, здоровые, набирали было скорость, а вот задние мелко-мелко семенили, не успевая...
К осени наше здоровье улучшалось с переменным успехом. Несколько дней мы даже прожили у моей свекрови (т.е. смогли туда добраться - в частный сектор на Чижовке). Аргоша адаптировался в чужом для него доме, признал его за свое (наше) обиталище - вот не знаю, временное или постоянное. И когда хозяева вернулись в свой собственный дом, встретил их на пороге. Он не залаял, не зарычал (понимал, что хозяева - они), но, тем не менее, в дом их не впустил, пока не подошла я.
В ноябре, с наступлением холодов и сырости, Аргоше вновь стало хуже. Но после обращения к нетрадиционной медицине болевые ощущения удалось снять.
/Больше всего мне помнятся наши с ним походы по врачам. Моя бедная еле идущая собачка, которую я веду, тащу, уговариваю, приказываю - идти, идти, идти - ковылять из последних сил... Вначале до остановки транспорта, а потом от остановки до ветеринарки. У меня не было машины. Маленький мой, маленький... Если бы я смогла нести тебя на руках!../
К зиме наше состояние стабилизировалось. Мы не болели больше так страшно. Зима прошла в недалеких прогулках возле дома (не дальше ветлечебницы). Помню, как однажды, во дворах вдоль Ленинского проспекта он, как мне показалось, заупрямился: из-за угла вывернула машина, я слишком резко сказала "Ко мне!" - и он испугался. Он вообще очень сильно реагировал на интонацию. А потом просто замер на месте и не подходил ни на "Ко мне", ни на "Пойдем", ни на "Иди сюда". А когда я попыталась подойти к нему - отбегал. Я разозлилась не на шутку: это был проезжий двор, и машины шли одна за другой. И вдруг подумала: А если он не дурит, а просто потерял часть рефлексов? - Ведь он так сильно болел...
/Пусть бы он утратил их все, пусть бы совсем забыл меня! - Лишь бы остался жить.../
Однако нет, мы ничего не забыли. В конце зимы (в марте 97 года) мы даже пошли по льду на правый берег - в гости в ДОСААФ. А там как раз были занятия; и мы даже (даже!) схватили рукав! Правда, не убегающий, а на ближней дистанции.
Поэтому к юбилею Клуба служебного собаководства нас пригласили на видеозапись. И мы пришли, и выступили в составе агитбригады безукоризненно (без единой тренировки после тяжелой долгой болезни!). Таким был Вошка!
Эта запись у меня сохранилась. И я вновь могу увидеть Вошика - как живого...