... Все, действительно, пришло: и умение "задирать лапку", и осознание себя большой и взрослой (и самостоятельной) собакой, и сомнения в целесообразности подчинения так называемому "владельцу" - мне. Еще летом, пяти-шестимесячным щенулей он резвился, разгоняясь и летя на меня во весь опор, сбивал с ног ударом плеча. Это был хороший бойцовый волчий прием, и я тихо радовалась, что мой щеник оттачивает его пусть даже и на мне. Сейчас, поздней осенью, пару раз повторенный уже десятимесячным практически сформировавшимся кобелем, этот прием (тридцать килограммов веса на приличной скорости) уже не выглядел игрой. Это уже была проверка хозяина.
читать дальшеНаша "разборка" произошла, кажется, из-за кости. Сейчас я этого не помню; не помню, с чего все началось. Видимо, я прошла слишком близко от его косточки, наверное, он зарычал или кинулся, как уже позволял себе с моими домашними (но не со мной!) - зверь входил в силу. Наверное, он тут же получил от меня по морде. /Кстати, это выражение, несмотря на свою неблагозвучность и оскорбительность с человеческой точки зрения, на практике страдательной стороной оставляет хозяина, а не собаку: разбиваешь костяшки пальцев о его клыки, только и всего. И неизвестно, кто больше получил./ Наверное, тут-то он и кинулся отстаивать свое главенство. Как обычно говорит Ленка: "Ты ему перекрой дыхалку". Этого я никогда и ни с кем так и не могла. Помню, что руки он мне рассадил здорово, до крови. И помню, что я-таки скрутила его за шкирку в углу. Это был наш с Вошкой эпизод, и мы пережили его. Я рада, что не воспользовалась ни плетью, ни палкой, как иногда рекомендуют разные руководства. Это случилось один-единственный раз, а сколько раз с тех пор я просыпалась по утрам, а эта морда, дождавшись моего первого движения, спешила ко мне и тыкалась своим мокрым носом (с о-очень большими, между прочим, клыками) мне в шею...
И если говорят, что в каждом из них (а из нас?) живет зверь, то как дорого стоит это взаимное доверие человека и собаки, спящих рядом и без трепета и опаски подставляющих незащищенное горло под острые зубы или руку!
Мы установили внутреннюю иерархию в своем тандеме, и больше уже никогда мне не приходилось лететь носом в землю от мощного удара плечом в спину.
Аргошик взрослел, и собачки начинали интересовать его уже не только в игровых целях. Приближался он к встречной псине всегда очень дружелюбно и жизнерадостно, прямо, не сворачивая, интенсивно помахивая высоко поднятым хвостиком-крючком своим. Собачий ритуал взаимного обнюхивания-знакомства он обычно стремился сократить и перейти к более близкому общению. Забавно было видеть, как он, подняв ушки, направив их вперед и оттянув уголки губ чуть вниз, припадает на передние лапки, приглашая нового знакомого поиграть. Морда при этом приобретала какое-то "упрашивающе-задорное" выражение: "Пойдем поиграем!" - казалось, говорил Аргошка. И если товарищ принимал это предложение, они начинали носиться друг за другом, догнав, вставали на задние лапы и дружески боролись передними, а наигравшись... Но что это я? В то время он никогда не мог наиграться, хотя гуляли мы ежедневно не менее (а по возможности и более) трех часов. Как положено в собаководстве. И прогулки наши не были бессмысленным топтанием на месте, как у значительной части собачников (вывел собачку на улицу, постоял 20 минут - и домой). Нет, мы предпочитали активные прогулки. Маршруты от Чернавского до Вогрэсовского мостов по набережной и по ул. Ленинградской были нами вполне освоены.
Аргошка гулял много, свободно и общался со всеми.
Много - значит, хорошо развивался и физически (получал неплохую нагрузку) и умственно (всегда имел много новых впечатлений - а значит, быстрее мог осваиваться в незнакомой обстановке).
Свободно - значит, изучал дороги, по которым мы ходили, самостоятельно, не полагаясь во всем на хозяина, как делает собака на поводке (и, таким образом, приучался принимать решения по жизни сам).
Общался со всеми без ограничений - значит, изучал правила общения собачьего общежития и иерархии. Учился узнавать с первого взгляда, с кем можно поиграть, за кем - поухаживать (уже!), а от кого стоит держаться подальше.
Как выяснилось, подальше держаться следовало от тезки нашего приятеля Амура. Он был постарше и внешне очень на нас похож: такой же рыжий. Среди основной массы серых восточников наши рыжие "немцы" выделялись.
Амура мы неосторожно пытались "повязать". Но взрослый кобель не стерпел такого хамства, и Аргоше бы крепко досталось, но вступились хозяева. Амур остался нашим врагом номер 2. Первым, как вы помните, был Брюс.
А к нашим добрым друзьям и приятелям прибавились колли Бэли, доберман Дюран, эрдельтерьер Брайтон, сестра и брат Зорика Зелла и Зевс, и болонка Ветта. К маленьким собачкам Аргоша всегда относился очень благожелательно, и они тоже очень его любили. /Я так полагаю, что они просто восхищались возможностью безнаказанно пообщаться с добрым великаном, а ему было интересно время от времени повалить какую-нибудь мелочь лапой - как неваляшку, она ведь тут же опять вскакивала./
Выпал первый снег. На самом деле второй в жизни Арго, но ведь тогда, в марте, он был еще слишком мал. В квартире наконец-то постелили дорожки - на улице не стало грязи.
Утром вышли на улицу - а все кругом белое. Аргошка страшно удивился в первый момент, но потом побежал по снегу, с интересом вынюхивая следы. Следов было достаточно: и наши друзья-соседи, и бесхозные шавки. В этот день и в последующие мы нашли много новых интересных игр, которые сопровождали нас все последующие зимы - и нашу последнюю зиму тоже...
Мне всегда казалось, что Вошка любил зиму - может быть, потому, что рожден был зимой, в феврале? - он с таким восторгом носился по снегу, зарывался в сугробы носом, так звонко лаял, призывая меня играть! Надо было подбрасывать снег ногой - а он его ловил. Иногда было достаточно просто идти и загребать ногами снег, а он в возбуждении крутился вокруг, прыгал, пятился передо мной по сугробам, и все лаял, лаял, лаял! Звон от его лая стоял оглушительный, и звуковая волна ощутимо била по ногам и по земле.
У Вошки установился замечательный голос - не похожий на всех остальных овчаров - высокий баритон. Обычно с возрастом овчарки спускаются в баритон-бас. А Вошинку всегда можно было сразу отличить в хоре на собачьей площадке по звонкости лая. Молодежь тявкает тенорком, суки обычно сварливо обрехивают... А у него был звонкий, наполненный голос, самый высокий из всех низких тонов - гордое "Гав!" моей собаки.
(У Малыша был как раз бас. Мощный и значительный. Одного «Ваф!» хватало, чтоб всех ветром сдуло)))) Дверь в квартиру не запиралась – зачем? И если случайно оставалась приоткрытой, соседи тихонько притворяли, проходя мимо)))
Хотя ни один из моих собак не вякнул ни на одного человека в подъезде, из своих соседей, разумеется. Если в подъезд заходили чужие, все узнавали об этом тут же.)
А еще Арг очень любил играть в снежки, тут уж только успевай поворачиваться! Он всегда успевал схватить снежок, так что обычно я попадала ему в пасть. Разве что захватить снега на два снежка и, пока их лепишь, эта рыжая морда в радостном возбуждении нетерпеливо прыгает возле тебя - так, как это делают только овчарки: на месте, отрываясь от земли всеми лапами, но не одновременно, как боксы, ризены, були, а передними чуть раньше и выше. Подпрыгивает так, что уши мотаются, и лает просто взахлеб: ну давай, давай, давай, давай!! (Вообще, завести моего масика на лай не стоило ничего: покажи только палочку, или еще что-нибудь, или вообще сделай вид, что у тебя что-то есть...)
Первый снежок я кидала подальше, чтобы Аргоша за ним побежал, и вот тут-то, пока он сует нос в снег проверить, там ли снежок, надо было бросать второй. Тогда еще могла быть надежда попасть в Вошку, и то он успевал развернуться и схватить этот снежок. И сейчас же скакать ко мне и обложить меня лаем за то, что я немедленно не бросаю следующий...
С зимних прогулок он всегда возвращался очень довольным. Возле подъезда я натирала его снегом - и от блох, и для чистки шерсти, и для закалки. Эта процедура ему тоже нравилась: он никогда не возражал, и даже подставлял шею сам.
Обожал Аргоша сугробы. В них можно было так восхитительно зарываться по самые уши! Когда он поднимал голову из вырытой траншеи, весь носик был в снегу до самых глаз. Ведь носик у собак холодный - не только самый кожаный пятачок, но и мордочка зимой холоднее, чем остальное тело - поэтому снег и не таял.
Раскапывал сугробы он с великим удовольствием, а еще - не мог пропустить ни одной снежной бабы или просто снежного кома. Тут же кидался к нему и начинал разбрасывать, быстро-быстро работая передними лапками, и не успокаивался, пока не разбросает все.
Страсть к копанию у него вообще проявилась сама по себе - мы не поощряли ее. Пожалуй, впервые я обратила внимание на копательные способности моего песика осенью, когда подруга попросила меня сопутствовать ей в поездке в парк СХИ за землей для цветов.
Гордые своей миссией - как же, нас взяли для охраны! - мы с Гошей отконвоировали нашу цветочницу в парк, подальше в глушь, где земля, предполагалось, была чище и натуральнее.
И вот, когда подруга начала подрывать ножом достаточно твердую почву, покрытую слоем опавших листьев, Аргоша, крутившийся, естественно, поблизости, вдруг заинтересовался происходящим и начал поскребывать передней лапой возле подруги. Мы удивились и стали поощрять:
- Хорошо, Арго, хорошо, копай!
И малыш, поняв, что от него требуется, вдруг вовсю заработал лапками, и буквально через несколько секунд перед нами была отличная глубокая траншея с прекрасной рыхлой землей. Вошедшего во вкус песика пришлось остановить.
А уж когда выпал снег, свое умение Арг довел до совершенства!
Зимой же Арг второй раз в жизни извалялся в гадости (в падали, наверное), первый раз был еще летом - и мне пришлось помыть ему холку. А вот зимой я чистила его снегом. Ругать, как известно, за эту привычку собак нельзя, и хозяевам остается только смириться и бдительно осматривать окрестности гуляющей собаки. Помню, я в те годы научилась реагировать на специфический запах не хуже ищейки. (И сколько, оказывается, падали в наших дворах и на улицах - пока была человеком, никогда не замечала!)
Мне страшно, необыкновенно повезло с Вошкой: без наказания и ругани он сам (сам!) перестал валяться в гадости. Не знаю, чем это было вызвано. Найдя "лакомый" кусочек, он только делал ныряющее движение головой и шеей вбок и вниз, но, не коснувшись земли, отходил.
Это же был мой Вошка! Я могла не следить за ним. Я знала, что он этого не сделает.